Итен покачал головой.
— И правильно. Тонкий мир населен паразитами. В этом убежден и автор вот этой книжицы, — Дракаретт постучал по обложке указательным пальцем, — и какой-нибудь современный философ, и ваши трупоизучатели.
— Они-то здесь каким боком? — удивился Итен.
— Многие ведь гибнут во снах?
— Нет, если сравнить с реальностью. И точно не от нападений тонкомирных паразитов, — уверил Итен.
— Потому и только лишь потому, что разумные твари не лезут к спящим. Скажешь отчего?
Итен покачал головой.
— Нет противника опаснее, чем загнанная в угол кошка. Люди способны на отчаянное сопротивление и умеют удивлять. Особенно там, где все возможно, а тонкий мир очень отзывчив для мысленных воздействий. Потому твари стремятся не пожрать очередного путника, а отхватить кусок от реального мира. Миры не сопротивляются столь рьяно. Ни на какие мысли не наводит?
Итен на мгновение прикрыл глаза.
— Вижу, что да, — хмыкнул Дракаретт. — Но весь вопрос: как отхватить материи, если сам бестелесен и вообще обитатель тонкого мира? Ответ прост: сговориться с тем, кто шагнул за грань воплоти.
Итену стало нестерпимо жарко. Липкий страх сжал в кулаке внутренности и даже дышать выходило через раз. От одной только мысли о том, сколько же казнили предки, отправив магов, преступивших законы, воплоти в тонкий мир через зеркальный лабиринт, сделалось нехорошо.
— В обморок падать будешь? — поинтересовался Дракаретт.
Итен покачал головой и уточнил:
— Все это действительно описал древний автор?
— Последнее — мой личный вывод. Потому как представляю уровень тех, с кем привык иметь дело. Наша аристократия не склонна менять привычки, Итен. Люди способны на изменения, не спорю, но в течение жизни, а так… их мучают все те же вопросы и желания. Кто-то тысячелетие назад жаждал заполучить самого быстрого коня и выиграть в скачках, снискав славы. Сейчас некто хочет гоночную самоходку, чтобы все прочие провожали его восхищенными взглядами и глотали пыль из-под колес. Выжившая из ума дура, восхотевшая занять трон, иллюзии вечной молодости и красоты, могла создать маску. Ничего особенного в сотворении проклятий нет в принципе, неумелые малолетние идиотки иной раз такие порчи на соперниц насылают, не всякий специалист разберется в работе, я уж не говорю про нейтрализует, — Дакаретт осекся и коротко рассмеялся, — ох, кому я рассказываю. Ты ведь работаешь именно с магическими происшествиями.
— Отдел особых магических преступлений, — подтвердил Итен. — Работаю… и, соглашусь: здравое зерно в ваших выводах есть.
— Тронут, — прикоснувшись к груди, Дракаретт склонил голову в кивке-поклоне. — Создать предмет, влияющий на окружающих — довольно просто. Не упоминая о Чардине, все косметические лавки только тем и занимаются, что торгуют притираниями, румянами, помадой, способными сделать юную красотку из почти любой матроны. Ювелиры тоже не гнушаются подобным. Я лично знаю цветочницу, умеющую заговаривать цветы: их остается лишь подарить той, с кем хочешь провести вечер. Навесить на предмет проклятие, высасывающее жизнь из того, кто его напялил, — проще, чем вызвать дождь осенью. Наши предки паразитировали друг на друге, начиная с пещерных времен. Все маги так или иначе сродни тонкомирцам.
— Я ни на ком не паразитирую! — возмутился Итен.
— Да и мне подобного не требуется. Но… лично я точно не стану проявлять глупость и отказываться от возможности выздороветь поскорее, будучи ранен или испытывая слабость.
— У нас есть свобода воли, — напомнил Итен, не столько рассчитывая возразить, сколько желая проверить: не подслушал ли лорд его разговор с тонкомирцем. Однако беседа о кластерах так и не состоялась. Вместо этого Дракаретт согласился:
— Да. Отнимать ли чужое, захлебываться ли завистью и злобой — наш и только наш выбор. В отличие от подов-антиподов, хотя, полагаю, и среди них есть те, кто понимает гибельность пути накопления могущества.
— Вопрос лишь в том, почему один из двоих, дойдя до мысли о тщетности постоянного накопления сил, не потянул понимание этого же у другого?
Дракаретт рассмеялся и пару раз хлопнул в ладоши:
— Браво! Вот это я и зову вопросом на миллион!
— Выходит, с дуализмом не все так просто?
— Выходит, — согласился Дракаретт. — Или все еще проще: как у примитивных народов, верящих в двух богов, злого и доброго, непрестанно борющихся друг с другом.
— Бред, — заметил Итен. — Добра и зла, одинаковых для всех и каждого, не существует.
— Пожалуй.
«С другой стороны, как мог бы выглядеть мир, в который все же пролезли под и антипод? Постоянно питающиеся, накапливающие могущество, противостоящие друг другу. И как люди воспринимали бы этих тварей? — подумал Итен. — Люди, у которых твари отожрали бы магические способности первым делом. Да, вот именно как проклятых богов».
— Я, Итен, намекаю на то, что, говоря о тщетности накопления сил, тонкомирная тварь… нет-нет, не лжет, лгать с легкостью способны только люди, но лукавит.
— А такое может быть?
— А ты никогда не сталкивался с самообманом?
Итен тихо выругался.
— Хочешь, я тебя добью? — предложил Дракаретт. — Но добью, возможно, с пользой для дела?
— Разумеется, Грейл. Не щадите.
— Я уже сказал: ни в создании артефактов, ни в сотворении проклятий, ни в соединении первого со вторым — нет ничего особенного, — напомнил Дракаретт. — А вот заставить уже обладающий конкретными свойствами предмет постоянно кочевать из тонкого мира в реальный, прокладывая тоннель, сшивая пространства словно игла ткань… — он поцокал языком, — для подобного нужно искусство. Тонкое искусство того, для кого материя чужда, но не только его. Должен быть некто, кто бы укрывал маску здесь, в Гранвиле, но сам не надевал.
— Час от часу нелегче…
— Древняя идиотка вернется, — уверенно заявил Дракаретт. — В этом не приходится сомневаться. В тот же миг, как ее нога ступит на мостовую Гранвиля, место в ее душе займет под… или антипод. Признаюсь, разницы меж ними лично я не вижу. Это не те существа из сказок, которыми пичкают недорослей и прочий верующий в высшее начало сброд: уж точно не добро и не зло. Для нас неприятны оба, причем одинаково неприятны. И опасность они несут одну и ту же: уничтожение самого нашего мира. Ты как? Готов шляться по зазеркальям не только в осознанных сновидениях?
Дракаретт почти повторял слова аборигена из сна. Во всяком случае, вел к тому же: чтобы уменьшить риск уничтожения, следовало позволить поду и антиподу встретиться. А как это сделать? Да элементарно ведь: впустить антипода (или кто там скрывался под личинами из памяти?) в Гранвиль и стравить с соперником. А там… пусть пожрут друг друга. Вот только имел ли Итен право распоряжаться чужим телом и, возможно, жизнью?..
«А столицу со всеми ее жителями не жалко? — с тоской, замешанной на бешенстве, подумал он. — Жалко. Может, уже не об одном только Гранвиле речь, а о всей Челии, ближайших континентах, мире?.. Бездействие, порой, несет гораздо больше зла, чем действие, вот только с совестью потом я что стану делать? С другой стороны, а так ли она важна?»
Спорить с самим собой надоело быстро. Противоречить лорду было всяко веселее, вот только уже не хотелось и этого.
— Чего вы хотите от меня, Грейл?
— Я? Я хочу жить, Итен.
— Я тоже не отказался бы пожить еще некоторое время, — сказал Итен и невесело усмехнулся. — Жаль, от меня…
— Именно от тебя это и зависит. Именно ты ищешь маску. Именно ты являешься сноходцем. Я предлагаю выход, возможно, единственный из существующих: найди противоположность дряни, сговорившейся со старухой, — предложил Дракаретт, и Итен выдохнул с облегчением, едва не пробормотав: «Слава высшим силам!»
Все же Дракаретт не мог быть в курсе того, что тонкомирец уже объявился. Пожалуй, пока ему и не следовало об этом знать.
— Ну найду. И?..
— Заключи сделку, проведи в Гранвиль, но не раньше, чем здесь появится его противоположность. Поверь, Итен, антипод заинтересован в этом ничуть не меньше нас с тобой.